«Д» — значит «Домашняя»

В этот день царю вырвали зуб...

В этот день царю вырвали зуб. Он сидел печальный, теребил мантию и смотрел мимо шута, который делал все возможное.
- Бум-бум-бум-бум-бум! - говорил шут, ударяя бубном в наиболее неприличные участки своего тела. - Бум-бум! Смейся, царь! Неужто не смешно?
- Смешно, Сеня. - грустно отвечал царь. - Повешу я тебя, Сеня.
- Смотри, царь! - шут проглотил шарик, напрягся, снял штаны и вынул целеньким.
- Свинья ты, Сеня. - сказал царь. - Пять лет тебя держу, и все пять лет ты одним шариком пользуешься.
- А сам? - помолчав, спросил шут.
- Чего сам? - не понял царь.
- Бумаги туалетной из Голландии понавыписывал и указы на ней строчишь! - ехидно сказал шут. Бубенчики его обидно зазвенели. - Импортер! Поливку огородов кто спьяну запретил? Перед послами на полу кто растянулся? Корону в дырку кто уронил?
Царь молчал. Правда не колола ему глаза, так как челюсть болела сильнее. Но шут выступил с критикой и обязан был за нее поплатиться.
Этим же вечером шута хоронили. За гробом шел безутешный царь. В руках его была затасканная подушечка с наградами. Наград было много, все больше прищепки и пуговицы, среди которых единственная собачья медаль смотрелась орденом. Сзади плелись с постными рожами знать, воины, круглолицее от постоянного радения духовенство и обезумевшая от корсета царица. Шут лежал в гробу серьезный и вполголоса давал последние советы.
- Державу бди! - бормотал он, капая свечкой на руки. - Врагов - в шею! Лучшее - детям! Запомнил?
- Помню! - рыдая, говорил царь. - Один ты у меня был! Один! Что же это, люди?! Лучших хороним! Лучших!!
- Спасибо. - всхлипывал шут, сморкаясь в саван. - Мог бы и при жизни.
За околицей царь ткнул пальцем в первую попавшуюся яму.
- Здесь!
Шута вывалили из гроба. Он скатился в яму, знать сняла шапки, воины посуровели, духовенство икнуло.
- Прощай, друг! - скорбно сказал царь.
- Прощаю. - пробурчал шут, устраиваясь щекой на венке.
- Салют! - скомандовал царь. Воины пальнули. Духовенство с испугу бабахнуло еще громче. Царица поморщилась, но от обморока воздержалась. Царь бросил на спину шуту горсть земли, задумчиво поглядел на звезды, и процессия удалилась.
А шут поворочался в могиле, помолился за упокой и заснул. Впереди была бурная ночь. Ему предстояло воскреснуть, явиться во дворец в объятия ошалевшего от радости царя, напиться с ним до зеленых соплей и маленьких чертей, которых видели оба и оба не боялись, и всю ночь орать с колокольни похабные песни. Царь же, несмотря на лета, был еще очень бодрый мужик и после пятнадцати ковшиков целых два часа мог стоять на четвереньках и материться в рифму. Шуту отставать было не положено. Поэтому он тихо спал и набирался сил.